Снега уже желтеют!
Коричневые пятна на дорожках невольно вспугивают ноги, их заставляя недозавершать свой шаг уверенный и мозг работает быстрее, чем тридцать или сорок лет назад.
Уже бежит по колее колесной неспешный ручеек, сгребает мусор и робко-робко пробует пробиться сквозь решетки сто лет нечищеной ливневки…
И пацаны в тех ручейках гоняют спички: чья придет быстрее до ближней лужи и быстрей уходит набравший в сапоги по голенище воды холодной и бежит до дома, а вот дома – мамка и папка вечером с ремнем за два «кола» и все – за поведенье…
Сугроб заметно день ото дня садится, вскрывая из своей утробы забытые авто; потерянные сумки и купюры; окурки под заначку и чекушки, заныканные ветром и метелью; дождей январских ледяные корки; улики преступлений; руки, ноги…
Вой котов достиг своего апогея и ни один настройщик роялей в эти дни не выходит на улицу и, сидя за плотной теплой шторой, прислушивается к камертонному «ми», возбуждая звук легким касанием камерного ногтя…
Истошно воробьи орут дурнину. И не пшено в кормушке их пленяет, а грудки серые подруг, опять желанных…
И солнце отражается, слепя глаза, от черных пятен масла от Газелей! Бог с ними, с пятнами, земля всосет. И не с таким справлялась…
Ворона тучная, отъевшись на помойках, вдруг пируэт закручивает в небе и летчик СУ восьмого поколенья уходит в штопор, потеряв сознанье от вида этого, но будет все в порядке и мирный-мирный СУ, летя над пашней, махнет крылом зеленым первым всходам.
Старушка древняя, слух потерявшая в сиделках на родной скамейке, привычной с детства, вдруг слышит шелест рухнувшей сосульки в далёко-синих высях бизнес-центра и, припустившись, с каждою припрыжкой по пять годов снимает с седины и в отраженьях серомутных окон вдруг возникает чудное виденье...
Импортный дворник, с облегченьем крякнув, молитву сотворив берет лопату и солевых сложений тротуаров в последний раз сгребает под машины. А те летят, летят над мостовою, насколько позволяет жалкий клиренс и волны грязи в отраженном солнце, как шторм июльский бьются в тротуары, людской поток окрашивая ровно. По пояс.
Прохожие заметно подобрели и вместо выражений терпко-смачных смирно произносят : «Дружище, сссс..а!, я ж тебя запомнил…» И забывают тотчас, потому что:
- Пришла!
- Пришла красавица! Пришла волшебница!
- Пришла побудка медведей в берлогах…
- Пришла к душе томящейся блудница…
- Пришла соседка при жене живущей…
- Пришла газета с запахом селедки в почтовый ящик, триста лет закрытый!
- Пришла повестка, да и хрен с ней, - мне далеко за пятьдесят, но я еще ребенок (откуда же они все это знают?!)
- Пришла зав ЖЭКом и долги простила! (Потом ее журили долго-долго и та ушла, на пенсию, сославшись на здоровье…)
- Пришла, спустя пять дней, с гулянки кошка, с глазами мутными от ста семи оргазмов и отощенье вискасом восполнив, мяукнув намекнула - пора ль и вам проснуться?...
- Пришла полиция, в дверь постучавшись скромно. - Не получив ответа, удалилась тихо, замков не поломав! – Случилось чудо!
- Случилось чудо и спустя немного ночей, еще слегка подмерзших, однажды утром два скворца в скворешне затянут переливы звонких трелей!
……
Приходов этих и не сосчитаешь, как обезьян в Бразилии далекой.
И все – в одном. В одном мгновеньи года. В теплющем синем-синем небе марта. В кусочке серого не грязного асфальта. В родных до боли желтеньких кудряшках, светящихся в луче у занавески. В неведомом доселе возбужденьи… Какая уж по счету…
Но всегда – такая разная.
ВЕСНА ПРИШЛА!
Взлетайте над собой, как та ворона! Пишите пируэты в чистом небе и мыслей черных отвергайте напрочь! – Весна пришла! – Давайте быть добрее!
Давайте же любить не раз в году, а каждый-каждый-каждый день наших верных спутников, наших верных штурманов в жизненных маршрутах, наших единственных, вечно желанных, любимых сразу и навсегда, самых красивых, милых, самых-самых-самых, наших женщин!
Мужики! Давайте завалим их ВЕСНОЙ!!!
С ВЕСНОЙ ВАС, НАШИ ПОЛОВИНКИ!!!
